А иногда слайдовая картинка как бы совсем зависала. Какие-то трансгалактические шумы, звездные сполохи далеких шаровых скоплений вклинивались в линию связи. Или декодирующее устройство переставало различать свет и тень. И тогда отражение реальности могло раскрываться целых двадцать минут кряду. Бывали, бывали такие случаи уже не один раз. А порой в экране рождалась сплошная темень. О чем это говорило? О том, что передающая камера уже умерла, протараненная метеором? Или просто она сфокусировалась на чем-то действительно темном? И самое страшное даже не этот предполагаемый обрыв жизненных функций машины. Весь ужас в другом. В том, что даже такое изображение – это уже отставший от действительности фон. Там, в реальном далеке Луны, перед камерой уже несколько другое. Съемка того, другого, уже идет. А мы все обрабатываем и исходим в выводах из старья. Но ведь машина не стоит – она движется. Медленно, очень медленно. Улитка в сравнении с ней – скоростной лайнер. Но что прикажете делать, когда панорама впереди отстает так намного? Тормозить? Но каждый запуск электрических моторов – это дополнительная отобранная мощность. Ее так мало.
И ведь нужно не только увидеть изображение. Нужно еще понять, что там, собственно, высветилось. Безвоздушный мир – странная штука. Там нет плавных переходов. Слепящее сияние, тьма и граница толщиной с математическую точку. И попробуй разберись, что перед тобой. Можешь влезть в экран носом или послюнявленным пальцем, ничего не помогает. Конечно, пока раскрепощается очередной слайд, есть время посовещаться – вместо курения. Думаете, толпа видит истину лучше, чем одиночка? Кто из советующих реально ступал в чужие миры? Возможно, не помешала бы консультация Нила Армстронга, но кто его выпишет сюда в консультанты? Что значит вот та черная линия? Это царапина на стекле объектива, лакуна в радиограмме, тень находящегося в сотне метров пика или все-таки кратер? Обзорная камера расположена невысоко, и нельзя заглянуть с другого ракурса. Вообще-то обзорных камер две, но одна запасная, на случай того самого планируемого сбоя или шального метеорита. Если впереди действительно кратер, то какого размера? Ясно, что не гигантский, стокилометрового радиуса, отмеченный телескопами сто или пятьдесят лет назад. Но какая разница для автономной машины – угодить в двадцатиметровый, вырытый тридцать миллионов лет назад, с реальной глубиной пять метров, или в относительно свежий, диаметром десять, глубиной два. И так и так, в случае падения, не выбраться.
Возможно, именно в этом отличие искаженного отображения мира от чистого идеализма. В случае ошибки там, за четыреста тысяч километров, произойдет реальная катастрофа. И нет никого, кто сможет зацепить трос и вырвать опрокинутую в кратерный кювет машину из вечного ледяного сна. И пока изображение в телевизоре распаковывается, черепашьим темпом раскрывая строку за строкой, нужно ускоренно думать, что впереди, перед восьмиколесным посланником. И нет шлюзов, закрывающих поток предположений, высказываемых всеми работниками, забредающими в зал управления поразвлечься. И когда терпение иссякает, командир «Ходока», майор Игорь Федоров, демонстрирует свою офицерскую суть. Рявкает! И все лишние, пришедшие поглазеть, быстренько рассасываются по своим мелочным делам. И остается потеющий водитель Вячеслав Довгань и штурман-навигатор Викентий Самаль. И можно сказать, что все они мысленно бросают монетку – чет-нечет. Не похоже это на кратер. Скорее, как и на той неделе, это складка грунта, дающая тень-удлинение. И, значит, никаких обходных маневров. Потихонечку вперед. «Давай, космонавт, потихонечку трогай и песню в пути не забудь!»
Но они, разумеется, не поют.
Солнце стояло близко к зениту, в этой местности оно никогда не бывает точно в центре. Оно провисит так еще долго, день в этих местах длится две недели. Кроме того, над линией горизонта расположилось никогда не заходящее светило – Земля. Странно, но остальная часть лунного неба не представляла собой идеальную темноту с выколотыми точечными звездами. Это относительно светлый фон, по крайней мере сравнительно с тем, который предполагалось наблюдать поначалу. Вообще после того, как еще в первые дни прилунения «Луноход-1» навел фотометры вверх, узнавшие их показания астрономы несколько расстроились: в совсем недалеком прошлом предсказывалось, что в отдаленном будущем на Луне можно будет строить обсерватории с удивительной разрешающей способностью. Сейчас, после выявления белесого фона, к этой идее следовало относиться с подозрением. Не имея возможности проверить, ученые предположили, что над естественным спутником постоянно зависают некие пылевые структуры, возможно даже намагниченные особым образом. Так что все-таки для лучшей чистоты телескопы будущего удобнее всего размещать в открытом космосе.
В настоящий момент передвижная лунная лаборатория находилась в центре кратера, носящего имя бельгийского писателя девятнадцатого века, творившего когда-то на французском языке. Звали его Камиль Лемонье, а самый известный из его романов носил страшное название – «Мертвец». Беспилотный лунный путешественник не имел об этом никакого понятия, и уж тем более он не мог вывести аналогию, как-то связующую происходящее с будущим или прошлым. Сейчас он нависал над местом, в котором, словно меридианы, свились в узел все предшествующие эксперименты с выявлением источника широкоспектрального излучения. Конечно, «нависал» сильно сказано: верхняя часть «кастрюли на колесиках» отстояла от поверхности всего на метр. Правда, похожие на орудия пришельцев антенны сверхдальней связи торчали гораздо выше, задерживая в прицеле находящуюся за сотни тысяч километров Землю. Оттуда, из не раскрашенной в красное, как на глобусе, но все же родной шестой части суши и поступали на луноход команды.